Платоновское философское общество
Plato
О нас
Академии
Конференции
Летние школы
Научные проекты
Диссертации
Тексты платоников
Исследования по платонизму
Справочные издания
Партнеры

МОО «Платоновское философское общество»

НАЗАД К СПИСКУ КОНФЕРЕНЦИЙ

УНИВЕРСУМ ПЛАТОНОВСКОЙ МЫСЛИ

УНИВЕРСУМ ПЛАТОНОВСКОЙ МЫСЛИ XXI.

Корпус текстов Платона в истории его интерпретаций


Оглавление

Великая цепь бытия. Лавджой о принципе изобилия в философии Платона и Лейбница

Журавлева А. С., асп. философского факультета СПбГУ

Основой нашего рассуждения будет монография Артура Лавджоя «Великая цепь бытия». В своем исследовании он рассказывает о «принципе изобилия», прослеживая его функционирование в различных философских концепциях, начиная от Платона и заканчивая романтизмом. Восьмая глава его книги посвящена экспликации этого принципа в учениях Лейбница и Спинозы. Лавджой ведет свое повествование, плавно переходя от одного философа к другому и обратно. Это неизбежно ведет его к некоторым огрублениям и искажениям в изложении позиций обоих философов.

Лавджоя можно оправдать тем, что он хочет представить лишь абрис, а не частности систем, которые он анализирует. К тому же проекты Лейбница и Спинозы путали один с другим уже их современники, ведь, действительно, в них много общих элементов.

Тем не менее, эта общность не должна вводить нас в заблуждение. Лавджой заключает свой анализ следующей фразой: «так что абсолютный логический детерминизм равно характерен и для метафизики Лейбница, и для метафизики Спинозы». Как мы постараемся показать, детерминизм Спинозы и детерминизм Лейбница имеют различные оттенки и источники, которые необходимо прояснять.

Так что нашей целью будет дополнение анализа Лавджоя некоторыми существенными частностями, касающихся метафизики Лейбница. В конце мы надеемся показать, какие именно черты изменили платоновский принцип изобилия в трактовке его Лейбницем.

По мнению Лавджоя, с принципом изобилия связаны три основные для философии Лейбница идеи: принцип достаточного основания, закон непрерывности и понятие совозможности.

Первые две идеи трактуются Лавджоем в качестве тех расхожих положений, которые Лейбниц воспринял от традиции (он высказывается об этом так: «уверенность в наличии достаточного основания тому, чтобы существовало нечто, а не ничто – то есть, что мир можно понять как необходимость, вытекающую из логической системы сущностей – был аксиомой и для значительного числа тех, кто отвергал принцип, сформулированный Лейбницем»). Здесь следует заметить, что для Лейбница они не так аксиоматичны, как Лавджой это представляет. Лейбниц проблематизирует их, спрашивая о том, почему «существует нечто, а не ничто», почему должно быть определенное основание для той или иной истины, и в чем оно заключается. Что же касается закона непрерывности, то Лейбниц специально показывает, как он возможен геометрически и метафизически. К этому он присовокупляет необходимое решение проблемы «лабиринта континуума», что расширяет проблему непрерывности.

Самым неясным понятием лейбницевского проекта Лавджой полагает совозможность. Он рассуждает о ней в контексте выбора Богом наилучшего мира и замечает, что Лейбниц не дает ни тому, ни другому понятию «ни очевидных подтверждений тому, ни каких-либо развернутых объяснений или иллюстраций». Поэтому Лавджою кажется странным то, что Лейбниц использует это понятие в противовес спинозизму. Он утверждает, что оно ничего нового к принципу достаточного основания не добавляет, поскольку, скорее всего, совозможность следует воспринимать как возможность. Последняя же относится к логической сущности вещи. Так он присоединяется к логицистской интерпретации совозможности, идущей от Рассела, хотя она не совсем корректна.

Во-первых, в этом случае мы забываем, что полное понятие, с которым обычно связывается совозможность, не является полным определением монады. Оно «встраивает» монаду в мировой порядок лишь в определённом аспекте. Но от него не зависит, например, уровень причинности, который следует прояснять дополнительным образом. Поэтому совозможность нужно рассматривать также и на уровне «силового» взаимодействия монад, что видоизменяет прежний, платоновский принцип изобилия. Мы видим, что теперь закон непрерывности оказывается обусловленным взаимообразным действием и страданием монад.

Во-вторых, следует отметить, что божественного выбора наилучшего мира не было. Это известное положение Лейбница является лишь метафорой, уступкой нашей слабости мышления и невозможности представить акт творения. Но эта метафора создана специально, поскольку она проясняет несколько важных пунктов. В первую очередь, она проясняет сам механизм совозможности, являясь образом этого понятия. Этот образ показывает, как осуществляется свободная воля Бога (и человеческая, поскольку она в какой-то степени аналогична божественной), и то, что всегда есть выход из «лабиринта свободы».

Так мы видим, что принцип достаточного основания, закон непрерывности и совозможность ведут нас к монаде и к ее характеристикам в качестве субстанции, обладающей силой.

Поэтому невозможно представлять лейбницевский универсум исключительно логически: он так же должен быть описан и в терминах динамики. В этой связи для дополнения логических, необходимых истин, выполняющихся в каждом из возможных миров, Лейбниц вводит контингентные истины, верные только для существующего мира. Лавджой отмечает всю противоречивость понятия контингентности. Логически оно, в самом деле, не выдерживает критики. Несмотря на то, что Лейбниц понимал всю его неудовлетворительность, он оставил его в своем проекте. Ведь именно контингентные истины со всеми их понятиями-спутниками (полное понятие, концепция inesse, предустановленная гармония и т. д.) дают нам индивидуальность выбранного к существованию мира и проясняют его уникальный порядок. К тому же, они показывают мир как «дарованность» нам: мир всегда уже дан, и всегда доступен для понимания, а духи могут в нем находить себя и познавать.

Так мы возвращаемся к лейбницевскому принципу изобилия. Он проявляется на двух «уровнях»: в законе непрерывности на уровне вещей (виды непрерывно переходят друг в друга) и на уровне выражений монад, согласованных друг с другом и отличающихся друг от друга бесконечно малыми величинами. Поэтому сам принцип изобилия в том виде, как он был у Платона, получил новый смысл: это не просто существенность всех возможных видов, связанность их в одну цепь. Теперь эта цепь зависит от более «глубинных» условий: от согласованности (априорной совозможности) видений монад одного и того же мира. Поэтому не существует единой цепи бытия: мы каждый раз должны уточнять, о чем мы говорим: о порядке восприятия, порядке причинности, порядке взаимодействий и т. д. В данном случае, монады не располагаются иерархично от меньшего совершенства к большему, от неясных восприятий к интуитивным. Как показывают К. А. Сергеев и Ж. Делез, упорядоченность монад производится, скорее, по различию в «фильтрах» восприятий, зависящих от силы (совершенства) монады, а не по подчинению высшими низших (так, монада выражает весь мир, но местами отчетливо, а местами нет).


 



© Платоновское общество, 2013 г.

НАЗАД К СПИСКУ КОНФЕРЕНЦИЙ